Кажется, стиль знаменитой французской марки Lalique предельно узнаваем. Выставка, проходящая этой весной в Париже, позволяет узнать другого Рене Лалика – не стеклодува, а изящного ювелира. В Люксембургском дворце представлено более трехсот изысканных работ.
По словам вице-президента парижского отделения Sotheby’s Андре Стросса, изощренные хитросплетения начала века стали новой «модной классикой».
Разбитое корыто ар-нуво.
Рене Жюль Лалик родился в 1860 году в маленьком городке Ай (провинция Шампань), что называется, гордящимся своим присутствием на карте. Был учеником золотых дел мастера, получал образование в Школе декоративных искусств и в лондонских мастерских. В 1880-м, начав работать по заказам дома Cartier, стал честно и уже вполне оправданно называть себя дизайнером.
Стоит отметить, что «дизайнеров от ремесла» в то время было мало. Недаром именно Лалика его современник и соратник Эмиль Галли называл родоначальником современной бижутерии, а Монтескье так вообще возводил к Челлини.
Слава пришла к Лалику в 1890 году, когда на Всемирной выставке его изделия настиг оглушительный успех, да такой силы, что одной из его заказчиц стала сама Сара Бернар. У него заказывала украшения русская императрица Александра Федоровна. Согласитесь, это не могло не добавить определенного символического капитала в его копилку.
Тем более что символизма было предостаточно. Новый, XX век ставил перед собой новые цели, творил новых кумиров, выводил в свет новых женщин. Опьяненный нарциссизмом век требовал все большей отдачи. Маркиза Арконати Висконти, Сара Бернар, жена премьера Франции мадам Вальдек-Руссо, меценат Калуст Гульбенкян, да просто пестрая толпа прожигателей жизни – какие вечеринки, какие скандалы, какие траты! А завтра была война.
После войны все изменилось – женщины все больше в трауре, все меньше в свете. Тропические цветы на корсажах стремительно облетают, никто уже не восхищается Клеопатрой, растворившей в уксусе самую прекрасную жемчужину. А Лалик уже далеко.
Биобезумства переломного момента закончились, он ушел от ювелирного искусства и увлекся стеклом. Это тоже дань веку. Двадцатый – суровый, чугунный двадцатый – оказался чересчур практичен для легкомысленных завитушек.
Чересчур практичен для них и Лалик. О своих творениях предыдущего периода он не любил вспоминать впоследствии. Идея школы Баухаус об «утилитарности искусства» приводит его к вазам, чашам и оформлению вагонов Восточного экспресса и столовой первого класса парохода «Нормандия». Даешь искусство в массы!
Осиное гнездо Лалика
Что может подумать человек, не пропустивший в свое время ни одной части легендарного канадского телесериала LEXX, посвященного гигантской живой стрекозе – космическому кораблю, при взгляде на золотую с разноцветными камнями брошь-стрекозку от Lalique? Что он попал в другой мир, в другую, более светлую и изящную Вселенную.
Lalique – это ручная работа и минимум конвертируемой роскоши. В его творениях очень мало карат, зато очень, очень много искусства. Свидетельство этому – корсажная брошь «Поющие птицы», выполненная Лаликом для ювелирного дома Vever. Каждому перышку соответствует маленький розовый бриллиант.
Одержимость Лалика птицами проявилась и в следующей работе – «Полет ласточек». Изначально он планировал выполнить этот бриллиантовый гарнитур для дома Boucheron, но он показался им избыточным и чересчур фантастичным. Тогда Лалик выполнил его на собственные средства, после чего Boucheron передумал и выкупил его за баснословную сумму.
По идее любая вещь Lalique – это прежде всего образ, определенный прихотливый образ, призванный совпасть или не совпасть с покупателем: тут и стрекозы, и иные насекомые, змейки и растения, цветы и птицы, гротескные фигурки и мифологические сценки. Есть в этом и определенная идея: женская красота опасна, и горе тому, кто не поймет этого сразу.
Определенная извращенность присутствует в этой фантазии – украшать корсеты и шиньоны осами, змеями и прочими смертоносными гадами, от которых, увидев живыми, женщина отшатнулась бы в ужасе. Например, великолепное колье «Женщины-насекомые», изображающее обнаженных красоток а-ля Климт в платьях, напоминающих стрекозиные крылья.
<p.Впрочем, именно на этой бинарной оппозиции «жизнь – смерть» и построена хрупкая красота века – достаточно вспомнить произведения Готье, Метерлинка и Гюисманса.
Копилки и корсажи: ар-нуво снова в моде
Общество начала XXI века снова оценило витиеватую красоту. Жить на широкую ногу опять стало модно.
«Рынок помолодел», – считает вице-президент парижского дома Sotheby’s Андре Стросс. «Сейчас на наши торги приходят все больше 30-летние. Но есть некоторые вещи, которые остаются вечными. Ар-деко принадлежит именно к этой категории». Может быть, поэтому с начала 1990-х драгоценности от Lalique стали пользоваться спросом. За 10 лет цены выросли в пять, семь, а то и десять раз.
Сказывается и своего рода «истощение» рынка – это стеклянных поделок Лалика много, а вот его бижутерия – штучного производства.
Эксцентрично? Театрально? Многофасеточные усыпанные драгоценностями насекомые, застывающие в гротескных позах, длиннокудрые девы в причудливых платьях, райские птицы – все это, пожалуй, не про наш прагматичный век. В целом мы все это уже проходили – за сто лет технику Lalique повторили не только ювелиры, но и дизайнеры костюмов в половине голливудских постановок.
Кому-то это может показаться грузным гротеском. На таких выставках часто слышишь пискляво-женское: «Я, Вань, такую же хочу» – и возмущенно-мужское: «И куда, Мань, ты это наденешь?» Увы, «надевать» это могла лишь Сара Бернар, чей огромный портрет красуется посреди выставки. Нам остается только любоваться.